1940 год. Герои фильма — ученики выпускного класса гимназии провинциального эстонского городка на острове Сааремаа. Немецкий полковник, выступая перед школьниками, призывает их быть готовыми к войне с Советским Союзом. А когда Эстония теряет независимость и в городе устанавливается власть Советов, одноклассники впервые разделяются: члены комсомольской ячейки объявляются предателями. Гимназисты пока не знают, что очень скоро уже Германия оккупируют Эстонию, и они окажутся по разные стороны баррикад...
Впервые в послевоенном эстонском кинематографе на экране был показан запрещенный в СССР трехцветный флаг независимой Эстонии. Одна из самых спорных и обсуждаемых работ Кальо Кийска.
Маленький городок буржуазной Эстонии. Царство мелких торговцев, аккуратных портных и медлительных сапожников. Здесь самое решительное революционное действо — камень, запущенный расшалившимися гимназистами в окно немца-пастора, а самый большой праздник — торжественный марш школьников по центральной улице по случаю военной переподготовки. Их приветствуют шумно, весело, словно полк гастролирующих удалых гусар, и разрумянившиеся старушки, и не слишком застенчивые барышни-гимназистки, и гордые своими широкоплечими и белозубыми отпрысками почтенные отцы семейств.
Вот, например, пристроились в толпе владелец лесопилки, крепкий, хоть куда, старик Парка и седоусый, слегка согбенный годами школьный сторож Уудам. Их сыновья Рикс Парка (П. Кард) и молодой Уудам (Э. Хармякюла) шагают рядом. Они одноклассники, друзья; да и сами старики, если не копаться в памяти, можно сказать, добрые знакомые. И констебль с изрезанным морщинами крестьянским лицом — чуть ли не приятель сапожника-коммуниста Ринка, наверное, не раз по-соседски пивали вместе чай. «Мы свои ребята»,— говорит Вирве (М. Хэлласте), внучка старого Тээнуса, здешнего учителя музыки и смотрителя церкви.
Да, сегодня здесь царят тишь да гладь, и старинные часы на городской башне позванивают вполне патриархально. Сегодня. А завтра...
Завтра не станет благолепия в этом маленьком безымянном эстонском городке, как, впрочем, и во всей Эстонии лета последнего предвоенного года. Завтра по городам, селам и хуторам Эстонии пойдет социальная битва, и наивен тот, кто надеется остаться от нее в стороне. Завтра выяснится, что старший Парка двадцать лет назад предал и стал виновником смерти брата старого Уудама, революционера; завтра констебль придет к сапожнику Ринку и оштрафует его (что поделать, служба есть служба!) на четыреста крон «за обсуждение вопросов, не предусмотренных уставом спортивного общества», а попросту — за хранение и распространение марксистской литературы; завтра класс будет дружно бойкотировать Эльмара Уудама за его «шашни с коммунистами», а молодой Парка с приятелями устроит пожар, в котором сгорит старый Уудам; завтра погибнет от руки «своих ребят» строптивая и честная девочка Вирве.
Судьбы человеческие на перепутье времени, в минуту решающую, драматическую — вот что, думается, должно было в первую очередь интересовать в работе над фильмом режиссера Кальо Кийска — художника, явно тяготеющего, с одной стороны, к темам драматическим, с другой — к глубокому психологизму. (И то и другое наличествовало в одной из лучших эстонских картин — «Ледоходе», поставленном Кийском. Драматизм и психологизм — девиз и его будущей работы—фильма «Полуденный паром», который Кийск снимает сейчас по сценарию Ю. Смуула.)
События фильма «Им было восемнадцать» поистине драматичны. Это драматизм непридуманный, исторический, присущий самой жизненной ситуации. Ведь так оно и было в действительности: сосед шел на соседа, друзья становились врагами, и тот, кто воевал не с нами, тот воевал против нас. В этом смысле авторы фильма удивительно точны. Драматургические коллизии при всей многочисленности и многоплановости событий, при значительном количестве действующих лиц здесь весьма определенны. В фильме есть четкая расстановка «классовых сил»: с одной стороны — партийная ячейка, возглавляемая коммунистом Тросси, в которую входят сапожник Ринк, лесопильщик Феликс, комсомолка Лейда и молодой Уудам; с другой — фашиствующий лейтенант Кюльванд, пастор Виккель и группирующиеся вокруг них всякого рода националисты и отщепенцы. А между этими двумя силами — колеблющиеся, которые рано или поздно примкнут к одной из сторон или трагически поплатятся за колебания, как поплатилась за свои наивные упования в «своих ребят» героиня фильма Вирве.
Да, в этом смысле все точно. В нем доподлинно — и фактически и эмоционально — передана атмосфера тех лет. (Любопытно отметить, что кадры старой хроники, запечатлевшие рабочий митинг в Таллине, демонстрацию трудящихся, сцены раздачи оружия, вошли в фильм настолько органично, что «швов» почти незаметно.)
Эта доподлинность—в точно бьющих в цель режиссерских деталях, в ряде запоминающихся сцен. Таков, например, яркий, комический эпизод с возчиком, мешающим параду. Таковы ночные, очень поэтичные, какие-то прозрачные кадры прогулок Эльмара и Вирве, сцена их свидания в старой церкви — своеобразные операторские ноктюрны. Фильм отлично снят Ю. Гаршнеком.
А человеческие судьбы? В фильме развернут целый веер таковых. Но людям в фильме не повезло. Стремясь к максимальному историзму, авторы — и в первую очередь это вина сценариста А. Саара — поставили во главу угла события. Люди, герои фильма, выступают здесь в качестве действующих лиц в Ч буквальном смысле слова. Каждый из них не столько живой индивидуум, сколько человеко-единица, статист истории, которому по своему историческому предназначению предстоит выполнить ту или иную Ш функцию. Не то чтобы в фильме не было ярких человеческих портретов, они есть, они запоминаются. Это старый Уудам в исполнении одного из старейших эстонских актеров, К. Карма; пастор Виккель и школьный инспектор Линнус (в исполнении братьев Эскола); лейтенант Кюльванд, которого очень остро сыграл режиссер Ю. Мююр. Но все это чисто актерское — силой человеческой индивидуальности и таланта — оживление заданных характеров.
Пожалуй, эта драматургическая эаданность характеров, их искусственная сдержанность в рамках социально-психологического типажа и является главным и существенным недостатком фильма.
