У ленты режиссера Вейко Ыунпуу есть два названия: «Sügisball» («Осенний бал») для эстонского зрителя и «Ласнамяэский бал» для русского. Почему так – создатель киноленты поясняет в интервью «ДД».

Вейко Ыунпуу родился в 1972 году на Сааремаа. Его творческий путь был извилист, зато перспективы – самые светлые: первый же фильм Ыунпуу «Пустынный берег» со скромным бюджетом 200 тысяч крон был признан лучшим эстонским фильмом 2006 года. «Ласнамяэский бал» стоил пять миллионов крон, снимался осенью-зимой и выйдет в прокат в сентябре.

Украдено у Тарковского!

- Чего вы ждете от Венецианского кинофестиваля? Ощущаете ли ответственность?

- Я режиссер начинающий, у меня нет особенных ожиданий... Хорошо уже то, что «Ласнамяэский бал» взяли на фестиваль - сначала его отобрали для «побочной» программы фильмов молодых режиссеров. Ответственность перед страной? Не ощущаю я никакой ответственности. Не верю, что для недавно почившего Антониони, например, было важно, чтобы победила именно итальянская картина. Фильм сам по себе - жанр культуры.

- На портале IMDB «Ласнамяэский бал» сравнивают со «Сломанными цветами» Джима Джармуша и «Наукой сна» Мишеля Гондри...

- Здорово! С Джармушем я ощущаю духовное родство - у нас с ним одни и те же любимые режиссеры, Ясудзиро Одзу и Робер Брессон. Это очень приятное соседство. По поводу Мишеля Гондри ничего не могу сказать, я не уверен, что мне удалось понять его кино.

- А кто у вас любимые режиссеры?

- Они все время меняются. Сейчас это Робер Брессон, а во время съемок «Осеннего бала» любимым режиссером был, конечно, Тарковский. Он абсолютный гений. То, чего он достиг в «Зеркале» с точки зрения структуры фильма, не удалось превзойти никому. Мне нравятся классики модернизма – Бунюэль, Бергман, Антониони. Из субкультуры Брессона и Одзу вырастают Джармуш и Каурисмяки. «Осенний бал» - это фильм а-ля Каурисмяки-Тарковский, скажем так. Но это я сформулировал еще до съемок. В процессе ведь просто используешь то, что тебе нравится, чувствуешь: нужно сделать именно так. А потом глядишь: украдено у Тарковского! (Смеется.)

- То есть «Ласнамяэский бал» - это не «эстонское кино»?

- Не знаю. Я эстонец, Мати Унт – эстонский писатель, в фильме рассказывается о типично эстонском неврозе, страхе перед бесчеловечным, некомфортным городом, наступающим на природу. Но все-таки это фильм о проблемах более чем универсальных.

- Почему вы перенесли действие из Мустамяэ в Ласнамяэ?

- Потому что Ласнамяэ интереснее с точки зрения архитектуры. И вообще интереснее. Это такой мир в себе: Мустамяэ – район, а Ласнамяэ – маленькая вселенная. Въезжаешь в «канал» и попадаешь в иное пространство.

"И ночь темна..."

- Ласнамяэ в фильме – это реальность или фантазия? С одной стороны, роман «Осенний бал» был написан во времена брежневского застоя, с другой, в реальном Ласнамяэ большая часть жителей – русские, а у вас в фильме все персонажи – эстонцы.

- Я хотел запечатлеть на пленке, скажем так, анонимный город. Да, с той поры, когда Мати Унт написал эту книгу, что-то изменилось... но что? Поменялись отношения людей с властью, расцвело частное предпринимательство, возросло социальное неравенство. Но я на все это не обращал внимания, потому что снимал фильм прежде всего о людях, отчужденность которых вырвана из социального контекста. Намеки на этот контекст есть, но их мало. Действие фильма происходит в условной «современности». Что до русских... поначалу у меня были предвзятые идеи о Ласнамяэ, я полагал, что это такое социально убогое гетто. А потом понял, что это не так: люди там живут нормально, ремонтируют свои дома. Что меня опечалило – я-то надеялся найти «виды гетто»... (Смеется.) И я не думаю, что русское одиночество чем-то отличается от эстонского.

- Если так, зачем вы переименовали фильм для русских зрителей?

- Мы с самого начала планировали провести рекламную кампанию в том числе на русском языке, и мне подумалось, что название «Осенний бал» не привлечет русских, потому что не все знают о книге Мати Унта. А Ласнамяэ – это уже нечто конкретное. Правда, в процессе монтажа я заметил, что в фильме мало «ласнамяэских» кадров, в основном это абстрактные городские пейзажи. Я хотел сделать одного героя русским, но – не получилось. «Осенний бал» - фильм о людях, которые живут в районе Ласнамяэ, но объединяет их не это обстоятельство, а то, что они живут на планете Земля. И ночь темна...

- Чем вас привлекает поэтика спальных районов?

- Там живут люди с иной внутренней концентрацией, чем на хуторе или в деревне. Они более интимны, что ли. Из-за стенки до тебя доносятся голоса людей, которых ты не знаешь и не видишь. Отчужденность в спальных районах много яснее, а одиночество может стать абсолютным. Другой человек спит на расстоянии метра от тебя, но вы разделены стеной и никогда не встретитесь.

Кафка на берегу

- «Пустынный берег» - фильм об одиночестве, «Ласнамяэский бал», судя по всему, тоже. Вы – режиссер одной темы?

- Кто знает? Сейчас я снимаю фильм «Püha Tõnu kiusamine», «Страсти святого Антона» - о том, можно ли в современном обществе быть искренне добродетельным, возможно ли воплотить в жизнь абсолютный христианский идеал. У Бунюэля о том же – лента «Назарин», у Брессона – «Дневник сельского священника». Эти фильмы в том числе об одиночестве - праведники всегда одиноки, но одиночество там не в фокусе, в отличие от вопросов морали. Так и «Осенний бал» - фильм больше о любви, чем об одиночестве.

- И «Пустынный берег», и «Ласнамяэский бал» сняты по текстам Мати Унта...

- Когда мне было 15 лет, я хотел стать писателем, читал самую разную литературу и быстро понял, что Мати Унт – это писатель мирового масштаба. Он очень ироничен и в то же время серьезен, в его книгах нет окончательных истин, тут он близок – для меня – к Францу Кафке.

- Сходство на этом не заканчивается: главные роли в обеих картинах играет Райн Тольк.

- Райн - мой друг. И он очень талантлив. Я с самого начала сомневался: станут ли театральные актеры доверять мне как режиссеру? Смогут ли они играть лаконично, не так, как принято играть в театре? А Райн Тольк очень органичен. Может быть, потому, что играет самого себя.

Николай Караев, DZD, 2008 год

Украдкой беру порножурнал и бросаю в тележку, кассирша в супермаркете не видит ценник на порножурнале и начинает кричать кому-то в зал, пытаясь узнать цену. Сзади стоит небольшая очередь в кассу. Подходит девушка и возле кассы разворачивается дискуссия, так где же все-таки ценник и сколько стоит этот журнал. Яркий свет создает ощущение «Чтоб я куда-нибудь провалился», на несколько минут, пока все не выяснится и желание, чтобы все купленное само добралось до квартиры. Убежать нельзя — в конце концов мне не 15 лет, голова еще больше стала трещать от похмелья и остается только прятать глаза, потому что я уже уверен, что весь супермаркет знает, а скоро и весь мир узнает о том, что меня бросила жена и ушла к моему другу. А вдруг она всерьез его любит? Что мне тогда делать? А вдруг я буду любить ее вечно, ведь как это страшно. А она так и не прийдет, и вообще я ее больше не увижу. Нет, тогда лучше не жить…

«Нажрался» и бегу к окнам (благо, первый этаж), пытаюсь аккуратно посмотреть сквозь штору в их спальню и вижу ее счастливой в его объятиях. Сердце колотится, дыхание сбивается, в глазах то ли зависть, то ли слезы, понимаю, что нашей любви конец, и я сам в этом виноват. Хотя и она та еще стерва. Раскрывется штора и они меня видят… Бегу, хоть и понимаю, что уже поздно. Остается еще больше «нажраться», чтобы выключить эмоции, страх перед будущим и перед собой прежде всего. Нет, надо смешать пиво с водкой. И в ночной клуб. Должно стать легче. Не стало. Еще водки и пива, на автомате домой. Точно. Уснул…

… В фильме показана любовь в нескольких ее проявлениях: любовь как сексуальное влечение; любовь как душевные страдания; любовь как извращение; любовь как эгоизм; любовь как одиночество. Режиссер фильма Вейко Ыунпу подверг структуризации (простите за такое слово) любовь, чтобы показать, какой многоликой: извращенной, настоящей, сиюминутной бывает это чувство. Еще любовь — это боязнь переступить черту, изменить свою жизнь, перестать смотреть по старенькому телевизору запретную любовь в фильме «Поющие в терновнике». А как это сделать, если от снова пьяного мужа бежишь, чтобы только глаза его не видели. Да, безусловно, все персонажи фильма страдают и боятся одиночества. Но не это даже в фильме главное. Одиночество предстает в фильме в двух ипостасях: глобальное (или тотальное) и обычное, возникающее на почве взаимоотношений между людьми. Эгоизм и нежелание раскрыть любимому человеку душу, отдавать всего себя до самой капли — вот что является отправной точкой. Нежелание понять (да-да, именно нежелание), а не невозможность. Если человек этого не смог, значит просто не захотел. Почему не захотел — философского ответа никто не даст на этот вопрос.

Тотальная эгоистичность порождает недомолвки, потом ругань и разрыв отношений. Большое спасибо режиссеру Вейко Ыунпуу, что он сказал своим фильмом, что Любовь — это не секс, а один лишь секс не является любовью — эта мысль тоже довольно четко определена в фильме. Также вызывает просто восхищение то, что режиссер не стал помещать персонажей в какие-то невыносимые условия, все люди в фильме — это не низы общества, они живут в обычных бытовых условиях, это обычные среднестатистические люди. Спальные коробки-многоэтажки только подчеркивают прямолинейность в отношениях между людьми и как бы не дают вырваться из этого замкнутого круга. Очень хороша цветовая палитра — нет мрачности, темноты, зато вы найдете все оттенки серого цвета, если хорошо смотреть на окружающую среду персонажей.

Существенного намека с какими-то национальными признаками в фильме нет. Есть пара эпизодов, но все действие сосредоточено на персонажах и их чувствах. То есть действие фильма могло происходить в любой стране. Любовь одна, вот только проявлений ее — миллиарды и ценность ее не исчисляется ничем. Можете прибить меня кирпичем, но мужик, который следит за совсем маленькой девочкой в детском саду и сует ей через забор конфетки — это тоже любовь, но вкрай извращенная, патологическая. Потому что даже чувство психически нездорового человека — это тоже любовь, но любовь-болезнь, любовь-патология, которая, случись что, может привести к катастрофе. Мне думается, что режиссер этим эпизодом показал, что любая другая любовь — это тоже заболевание, опасное для душевного состояния человека. И тоже неизлечима (если это настоящая любовь). Тем не менее мы все хотим любить и быть любимыми, так как эта болезнь дает нам много-много приятного.

Структура фильма довольно проста, и он этим как раз и выигрывает. В фильме нет никакой дикости происходящего, многие могут посмотреть его и увидеть себя в нем. Многие не сочтут фильм таким уж фатальным и беспросветным, поскольку в нем почти нет никаких рыданий и заунывной музыки, криков и надувных эмоций. В нем — ваши соседи, вы сами, знакомые по работе или ваши родители (дети). Все до боли узнаваемо. Фильм — это сменяющие друг друга зарисовки из жизни нескольких людей. Писатель Мати, который вваливается пьяным в «ночник» (его бросила жена). Кроткая, скромная женщина Лаура, радующаяся тому, что починили старый телевизор и она снова предастся красивым мечтам, смотря фильм «Поющие в терновнике», пока пьяный муж неизвестно где находится. Архитектор Маурер, желающий в глазах женщин выглядеть, как герой-любовник. Мужчина, следящий за девочкой из детского сада. Но как приговор несколько раз звучит в фильме фраза: «Я никем никогда не буду и захотеть стать кем-то я не смогу».

Любовь как жизненное везение и невезение тоже подразумевается в фильме. Одно слово — и может не быть серебряной свадьбы, не тот тон, дальше ругань и рушатся, как карточные домики отношения людей. Бытовые неурядицы, неприятности на работе могут в один момент сделать человека одиноким, а одиночество порождает незащищенность и еще большую массу проблем, которые люди вулканом сбрасывают друг на друга в попытке убежать от гадких реалий жизни к иллюзиям.

«А сам я, сколько ни стараюсь отдаться весь, целиком, распахнуть настежь двери моей души, — я не могу открыться до конца. Где-то в глубине, в самой глубине остается тот тайник моего «я», куда нет доступа никому. Никому не дано найти его, проникнуть в него, потому что никто не похож на меня, никто никого не понимает». (Ги Де Мопассан. «Одиночество»)
Descloix, 2010 г.

Статья №2:

«Осенний бал», если правильно на него настроится, может здорово помочь разобраться в себе на примере главных героев этого фильма. Главное преимущество, которым стоит воспользоваться — реализм, абсолютная адекватность происходящего на экране. Тут нет фантастически неправдоподобных сюжетных коллизий и спецэффектов нового времени, зато есть то, с чем каждый из нас сталкивается постоянно, — жизнь обывателя большого города без преувеличений.

Как не парадоксально, авторы, поставившие насквозь проблемный и беспросветный фильм не несут негативный заряд, не провоцируют и не манипулируют чувствам зрителя, что ценно для думающего зрителя, они лишь созерцают, «делятся» собственным опытом. Тут нет откровенной чернухи, характерной для современных российских арт-хаус лидеров, таких как Алексей Балабанов, Василий Сигарев, Алексей Мизгирев.

Режиссер, действуя в манере Алехандро Иньярриту и Гильермо Арриага, конструирует действие из эпизодов жизни персонажей, постепенно посвящая в их переживания и быт. Вейко Ыунпуу использует архетипы жителей спального района индустриального центра (в данном случае Таллинна). Среди тех, за кем мы наблюдаем, успешный молодой дизайнер, гардеробщик без образования, мать-одиночка, раздираемый противоречиями пожилой парикмахер, скульптор-неудачник и другие. Все они не могут найти родную, близкую сердцу душу в коробках многоэтажек, возведенных на закате советской эпохи. Одиночество и непонимание — вот что объединяет героев «Осеннего бала». Давно никто не показывал бессилие отдельной личности перед обществом и перед «жизнью, где нужно жить, а не существовать» как это сделали Вейко Ыунпуу и автор оригинального романа Мати Унт.

Любого из персонажей этого фильма Вы можете видеть каждый день в 8 утра в автобусе, трамвае или маршрутке любого крупного города России. Благодаря безупречно подобранному музыкальному сопровождению эффект созерцания-сопереживания усиливается. Музыка помогает воспринять фильм целостнее и дольше не выпускает из памяти. Фильм цепляет своей близостью к зрителю, особенно ценным он может стать для тех, кто пусть косвенно и неосознанно, все-таки отождествит себя с кем-нибудь из действующих лиц этой истории.

Насколько тяжелый, настолько и мощный «Осенний бал» — безусловный фаворит нового эстонского кино.

Dima Che, 2010 г.