Фильм рассказывает об известной среди сету исполнительнице народных песен Хилане Таарка. Таарка - женщина, которую отвергли сородичи и которая всю свою жизнь провела одиноко в доме без печи. Ей приходилось зарабатывать себе и дочери на хлеб лишь пением и редкими случайными заработками. Нищета стала постоянным спутником её жизни. Таарку боялись, презирали...и желали. А она пела! Пела на протяжении всей своей нелегкой жизни. Слава об удивительной певице разнеслась далеко за пределы Эстонии. И хотя эта женщина при жизни стала легендой, среди самих сету она так и осталась изгоем. Таарка - презренная женщина и божественная певица.
В фильме Айна Мяэотса жизнь знаменитой певуньи Таарки из деревни Хилана (1856-1933; в разных возрастах Таарку играют Инга Салуранд, Сийри Сисаск и Марье Метсур) неотделима от дикого, необузданного, темного пейзажа сетуской глубинки. Обитающие тут мужики глядят с прищуром, бабы – смотрят искоса. Если здесь занимаются любовью, то с такой удалью, что от голых тел валит пар. Если рожают, то орут так, что в окрестных лесах слышно. Если изменяют женам, то, почти не таясь, у ближайшего сарая, на виду у мимохожих детей, содрогаясь всем телом, рыча и закатывая глаза. Если насилуют, то под жутким ливнем, в грязи, и земля вокруг ходит ходуном. Если пьют, то по-черному, чтобы свалиться потом в загон со свиньями. Если поют, то зычно, раскатисто, звеня всеми своими нагрудными серебряными украшениями...
В этом жутком мире, напрочь лишенном государственных признаков (Российская ли Империя на дворе, Эстонская ли Республика – один черт), сету, финны и эстонцы понимают друг друга без напряга, переходя на русский, когда надо особенно смачно выругаться («Yob tvoyu mat! Ponyal?» – орет отец Таарки, почему-то обращаясь к жене в мужском роде) или спеть что-нибудь трогательное а-ля (да простит нас Киплинг) «мохнатый шмель – на душистый хмель». Впрочем, русский мат – это десерт, а не основное блюдо. В выражениях жители сетуских деревень не стесняются, и после «Таарки» лексикон русских зрителей рискует обогатиться такими душеполезными эстонскими словами, как «puts» и «lits». Красной нитью через фильм проходит тема, простите, мужского полового достоинства: яйца (ясень пень, не куриные) герои поминают часто и в самых разных контекстах.
Это все – черты не народа сету, разумеется, но черты «темной деревни» вообще, и, например, в русских частушках похабства никак не меньше. Наверное, есть своя сермяжная правда в том, чтобы показать сетуское житье-бытье конца XIX – начала XX века без прикрас, с бранью, пьянью и любовью, шибко смахивающей на гон. Однако следует учесть и побочный эффект: от этого беспросветного мира зритель хочет сбежать куда глаза глядят. С точки зрения кинематографа «Таарка» – произведение искусства, но тем хуже для искусства: когда описываемая реальность настолько омерзительна, что начинает тошнить, тебе уже все равно, на сету говорят герои или на урду. Особенно это касается сцены, в которой станционный смотритель насилует дочь Таарки. Фильм, между прочим, не рекомендуется к просмотру детям до 12 лет, что означает, видимо, что детям 13-ти лет он в самый раз – при том, что от упомянутой сцены выворачивает и вполне взрослых людей. Шок – это по-нашему.
Местами фильм почти скатывается в лубок (наплевав на финский «сухой закон», Таарка поит президента Стольберга и маршала Маннергейма водкой). Местами, наоборот, восходит до иронического реализма. Вот в деревню прибывают финский фольклорист Армас Отто Вяйсянен и эстонская собирательница народных танцев Анна Раудкатс. Пока Вяйсянен спаивает сетуских мужиков, вручая им склянки с водкой (или чистым спиртом?) в обмен на фразу на языке сету, Раудкатс, прыгая от восторга, пытается постичь смысл местного народного танца. Беда в том, что мужики не могут сказать ничего путного, кроме того, что на прошлой неделе они ходили в баню, а у танца никакого особенного смысла нет – он сам себе смысл, средство и цель в одном флаконе. Цивилизации сталкиваются, обходится без жертв, фольклористы отделываются легким испугом.
По большей же части «Таарка» – реализм самый что ни на есть посконный и, повторим, страшный. Полунищая певунья при всем желании не могла сбежать из деревни, да и не стремилась она никуда: жила как живется, сходилась с кем хотела и где хотела, кое-как воспитывала детей, орала песни на свадьбах, пьянствовала вволю и так далее. Замечательно, что авторы «Таарки» воздерживаются от оценок; фильм являет собой, как говорят на Западе, slice of life, «кусок жизни», только вот – что это за жизнь? О чем кино – о сетуских народных напевах? Или все-таки о людях, которые жили по большей части беспутно и никчемно, так и не удосужившись создать семью или, на худой конец, посеять что-нибудь светлое, доброе, вечное?
Кроме песен, конечно. Но сплошная безнадега – она и с песнями безнадега. Эстонская газета "День за Днём" - "DzD"
Картина демонстрируется на эстонском языке и языке народности сету. Это первый фильм на языке сету! Был удостоин высоких наград на кинфестивале в городе Тарту в 2008 году. Получил собственную премию от народа сето в 2008 году. Удостоин дебютной премии Эстонского Культурного капитала в 2008 году, Признан лучшим фильмом года на Эстонском телевидении.
Сето (в русской транскрипции сету или полуверцы) - реликтовый финно-угорский народ, издревле проживающий на северо-западе Псковской области и на юго-востоке Эстонии. Язык сету напоминает южный диалект эстонского языка. Наибольшая численность народа - 22 тысячи человек - была зафиксирована в 1902 году. После заключения Эстонией в 1920 году Тартуского мирного договора с большевиками, весь ареал расселения народа сету (Сетумаа) отошел к Эстонии. После 1920 года сету стали подвергаться ассимиляции. Большинство вынуждены были принять эстонские фамилии и имена, несмотря на то, что с XVI века сету исповедовали православие (до этого они исповедовали язычество) и носили православные фамилии и имена. Эстония, в отличие от России, не признает сету в качестве самостоятельного этноса, а его язык числит среди эстонских диалектов. В России сету насчитывается несколько сотен человек , в Эстонии - 15-20 тысяч. В России в поселке Хайдак Красноярского края действует православная церковь, в которой служба ведется на языке сету, школа с преподаванием ряда дисциплин на родном языке и два музея народной культуры сету. 2009 году ЮНЕСКО включил сету в Атлас исчезающих языков мира как «находящийся под угрозой исчезновения». В июне 2010 году народ сету внесен Правительством России в Единый перечень коренных малочисленных народов России.
