Фильм Катрин Лаур «Дочь кладбищенского смотрителя» – из тех произведений, которые заставляют вспомнить слова Достоевского о слезинке ребенка.

Картина стопроцентно вписывается в то направление эстонского (и шире – восточноевропейского) кинематографа, которое выросло на стыке артхауса и мейнстрима: ключевое слово здесь – депрессивность. Режиссер может громоздить метафоры друг на друга, словно он работает исключительно для Венецианского фестиваля, может бесхитростно снимать, что называется, от пупа, но в любом случае вкладывает в ленту мощный заряд социальной критики.

«Дочь кладбищенского смотрителя» – вторая полнометражная картина Катрин Лаур. Она окончила ВГИК давно, в 1982 году, но после этого 22 года прожила в Германии и фильмов не снимала. Дебютом ее стал «Рууди» (2006), милая и сердечная картина о мальчике, который живет на Сааремаа, грезит сагами о викингах и ищет себе отца, а своей маме – мужа. Как и во многих эстонских картинах о детях и для детей, здесь сложности реальной жизни были сглажены (они показаны глазами счастливого, в общем-то, ребенка), и при всех достоинствах фильма чувствовалось, что лака и сахарной пудры больше, чем надо.

Пять лет назад честный художник еще имел право на такое мироощущение.

Сегодня взгляд Катрин Лаур стал жестче, а миропонимание – пессимистичнее. Не может быть счастлив ребенок в мире, где несчастны его родители и весь их круг, пробавляющиеся случайными заработками обыватели Ридалаской волости в Ляэнемаа.

Дикорастущий ребенок

Люсия (Кертту-Килу Гренман) – восьмилетняя девочка, все забавы и игры которой проходят на кладбище. Здесь работает смотрителем и, по совместительству, могильщиком ее отец Кайдо (Райн Симмуль), который знавал лучшие времена, руки у него золотые, но в вымирающей волости устроиться негде. Мать девочки Мария (Мария Авдюшко) лишилась места продавщицы и пьет по-черному. Так как Люсия лучших времен не знала, ей кажется, что живется ей не так уж плохо: много свободы, в детской компании она заводила. Люсия верит, что за плечами ее стоит ангел-хранитель: то ли грубо вытесанная и слегка уже облупившаяся гранитная фигура с заброшенной могилы, то ли похожая на этого ангела маленькая Яцинта, страдающая синдромом Дауна. Дауны, как известно, кротки и доброжелательны, они как ангелы среди людей – хрупкие ангелы в изуродованном болезнью человеческом облике.

Все меняется, когда в школу приходит молодая учительница Метс (Эва Клеметс), которая, обнаружив, что Люсия плохо учится, идет в дом к ее родителям. Учительница старается помочь девочке, она хочет, как лучше, а получается, разумеется, как всегда, и даже хуже. Родители девочки и без того догадывались, что они опускаются все ниже и ниже; соприкосновение с миром относительного благополучия дало им это понять недвусмысленно и безжалостно.

Следующий удар по и без того шаткому положению семьи наносит вроде бы радостное событие. Финский «коллега» приглашает Кайдо с семьей в гости. Когда семья приезжает, оказывается, что тамошний кладбищенский сторож уволился и уехал, и гостей приглашает пожить в своем доме женщина-пастор Сипра (Улла Рейникайнен).

Совсем другая жизнь

О пропасти между существованием Люсии и ее родителей и нормальной, отнюдь не роскошной, однако достойной человека жизнью говорит одна красноречивая деталь. Сипра сравнивает маленькую дикарку с Пеппи Длинныйчулок. Судя по недоуменному взгляду девочки, она не знает, кто это такая. (А ведь каких-то двадцать лет назад каждый эстонский ребенок знал все про Пеппи – из книжек и детских спектаклей!)

– Тебе нравится кормить других? – недоуменно спрашивает Люсия Сипру. Девочке такое отношение в диковину.

Между тем Сипра – не какое-то чудо. Нормальная женщина из нормального общества.

Позже работница уездного социального департамента Тувике (Эпп Ээспяэв) скажет окончательно спившейся Марии: «Вы так жили при колхозах. Носили засаленные робы, пили водку за углом. Теперь колхозов нет, а привычка к такой жизни осталась!» Как всегда, правды в этих словах ровно столько, сколько неправды. Да, выпивали. Но ведь и работали! В поте лица, между прочим, как завещал Андрес из Варгамяэ. Да, привыкшие к патернализму со стороны государства люди в новых условиях потеряли всякие ориентиры. Но ведь власть, бросившая их на произвол судьбы и вспоминающая об их существовании только во время очередной избирательной кампании, практически ничего не сделала, чтобы эти люди нашли себя!

Еще одна сильнейшая сцена. Сипра и Мария, слегка выпив, развлекаются. Танцуют, беседуют за жизнь. Мария рассказывает, что ее девичья фамилия Иванова, она ходила в эстонскую школу, искренне хотела стать эстонкой, но одноклассницы ее не принимали, дразнили. Теперь она по мужу Рист, то есть Крест... Точное социальное наблюдение – Мария из тех русских, которые, не будучи крепко связанными с родной культурой, с корнями, готовы ассимилироваться... но Иван-не-помнящий-родства никогда не будет счастлив и не почувствует себя полноценным человеком!

И вслед за этим – «теологический» диспут. Мария откровенно заявляет, что не верит в Бога: если бы он существовал, он бы уберег от столь жалкого существования. В обществе, где не действует основополагающий принцип христианства – возлюби ближнего и помоги ему – вере в Бога не остается места! Не зря же многие умные и честные люди считают, что общество у нас вполне языческое. Построенное на принципах: «Утопающего – толкни! Человек человеку волк! Ты умри сегодня, а я завтра!» Фильм Катрин Лаур ненавязчиво подводит зрителя к этой мысли.

Медленно и печально

Картина снята в традиционно эстонской манере. Медленные, тягучие ритмы, классная операторская работа (Ансси Лейно): приглушенный, словно дымкой затянутый кадр в сценах в доме Люсии, любование природой, выразительные крупные планы.

И поразительная работа Марии Авдюшко в роли Марии. Чувствуется, как в этой еще молодой, но уже махнувшей на себя рукой женщине зреет отчаяние. Мария – законченная алкоголичка; по игре Авдюшко можно делать пособие для медиков о том, что такое алкоголизм и каковы его проявления.

Мария пытается вырваться из нищеты и безнадежности. Но ей стыдно предпринять единственно возможный шаг: обратиться за помощью в социальный отдел. Все извивы судьбы и характера Авдюшко играет с блеском, ее актерские ходы вызывающе натуралистичны, но за этим – глубокий и насыщенный второй план. Для этой женщины не существует завтра. Любое волевое усилие дается ей с тяжким трудом и опустошает.

Дом сгорел. В огне погибла несчастная Яцинта. «Я теперь буду стоять за твоими плечами, как ангел-хранитель!», – повторяет Мария, прижимая к себе Люсию. Но это выше сил Марии.

Весь актерский ансамбль в картине хорош, особенно дети. Но работа Марии Авдюшко выделяется и на этом фоне. Работа большой трагической актрисы.

(Борис Тух)